Столетие русского храма в истории библейского города Хеврон. Дуб Мамврийский

Хроника

Хеврон, 22 октября 2025 года. Столетие русского храма святых Праотцев в древнейшем городе мира, освященного сто тридцать седьмым патриархом Иерусалимским Дамианом. День памяти праведного Авраама и племянника его Лота.

Солнечные лучи преломляются в бриллиантах панагии, вызывая блеск и игру света, озаряя радостное лицо патриарха Святого Града и всей Палестины Феофила III. Переливаются лучи и в драгоценных камнях огранки русских мастеров в панагиях у нескольких стоящих рядом иерархов Иерусалимской Церкви. Их окружали прибывшие из России важные деятели ОВЦС, члены РДМ МП в священном сане и, как бедные родственники, Начальник Миссии РПЦЗ, два священника, диакон, две игуменьи и директор Вифанской школы в составе Зарубежной Церкви. На фоне общей картины участников торжества в праздничных архиерейских облачениях, ризах, рясах и апостольниках скромно смотрелись губернатор провинции Хеврон, посол РФ в Израиле А. Д. Викторов, представители государственной власти Палестинской администрации. Своим ростом и белым клобуком выделялся глава Отдела внешних Церковных связей МП митрополит Волоколамский Антоний (Севрюк). Он, спецпосланник патриарха Московского Кирилла, церковный дипломат с безукоризненным послушанием исполнения поставленных начальствующим целей, прибыл в Святую Землю с рабочим визитом: достучаться во все двери о «правах собственности» представляемого им государства на одно подворье в Старом Городе.

Звучали речи, слова признательности, приветственные обращения, преподносились подарки. Мне неизвестно, поминались ли молитвенно в этот день дореволюционные ктиторы, благодаря которым были приобретены здесь участки земель, на одном из которых стоял Дуб Мамврийский, и воздвигнуты храм и дом для паломников. Но в этот торжественный день, увы, нарочито обошли стороной давно растерянных памятью времени подвижников XX века, трудами которых после революции 1917 года сохранялись святыни празднуемого юбилея. Им, отшельникам и стражам, молитвенникам «о спасении державы нашей Российской», глас которых неустанно повторял «Боже, Спасителю наш, умилосердися над Отечеством нашим», я посвящаю статью, восстанавливая этим пожелтевшую и рассыпающуюся страничку недосказанности о приснопамятных радетелях наследия о. Антонина (Капустина). Весьма скупые сведения сохранились об этом периоде Зарубежной Руси в Святой Земле, но прошлое, как известно, не имеет двери, захлопнуть ее невозможно. Одновременно низко склоняю голову пред памятью игуменьи Тамары, оказывавшей весомую поддержку отшельникам под небом Хеврона, одарившей меня особой честью слушать читаемую ее устами поэзию папа́ - Великого князя Константина Константиновича.

Прерванная Первой мировой войной постройка величественного храма в некогда первопрестольном граде, где библейский патриарх Авраам поставил свой шатер и жертвенник Богу у дубравы Мамре, где жили иудейские родоначальники Исаак и Иаков, где Давид был помазан на царствование над Израилем, была закончена только через 19 лет в условиях эмигрантского бытия, в 1925 году. До этого периода службы в Хевроне совершались под открытым небом. На праздник Святой Троицы сюда прибывали Начальник Русской Духовной Миссии с церковным причтом, российский консул, богомольцы. У древнего дуба Мамврийского устанавливали иконы и хоругви. «Висящий над головами паломников небесный свод, усеянный звездами, тихий шелест вечно зеленеющей священной дубравы, благочинное служение о. архимандрита, дивные песнопения, разносимые эхом далеко по пустынным окрестностям, – все это производило на души молящихся глубокое, умилительное впечатление», – писал известный литургист, секретарь Императорского Православного Палестинского Общества, профессор А. А. Дмитриевский.

Из письма архиепископа Анастасия (Грибановского) на имя главы Архиерейского Синода РПЦЗ митрополита Антония (20.05/2.06.1925): «…Церковь в Хевроне освящена Святейшим Дамианом, Патриархом… В числе гостей были представители инославных церквей (кроме, конечно, католиков), губернаторы Хеврона и Вирсавии, городской голова Хеврона… Русская наша паства ликовала, кажется, так же, как Давид при перенесении Ковчега Завета. Он (патриарх) предложил посвятить главный Престол Св. Праотцам (собственно Аврааму и Саре) вместо Св. Троицы… Я не возражал… На другой день мы уже одни совершили поминовение ктиторов, поставив во главе их в Бозе почившего Царя-Мученика Николая II».

В канве истории блекло просматриваются узоры «бытности оной» неутомимых тружеников вблизи Пещеры Патриархов (Махпела), их сладких плодов горькой эмиграции, растворившихся в пыли исторической земли Иудеи. Тридцать один год при дубе Мамврийском прожил игумен Нифонт (Гульдяев), инок подвижнического склада ума и присущей отшельникам тяги к пустынничеству.

4 марта 1946 года Архиерейский синод Русской православной церкви заграницей издал Указ: «1. Разрешить основному составу братства прп. Иова во главе с настоятелем архим. Серафимом отбыть в Америку, чтобы присоединиться к Свято-Троицкому монастырю и с ним вместе вести работу среди местного населения; 2. Образовать в Европе два подворья братства — временное в Женеве и постоянное в Мюнхене, для того чтобы эта часть братства послужила ядром для образования обителей в Европе».

Почти сорок восемь иноков проживало в 1948 году в мюнхенском монастыре св. Иова Почаевского, однако вскоре в связи с переездом в США их число стало сильно уменьшаться. В письме иеромонаху Игнатию (Ракша) настоятель мюнхенской обители игумен Иов (Леонтьев), находившийся некоторое время во Франции и Швейцарии, 12 декабря 1950 года давал указания:«…События медленно, но верно развиваются, и потому я считаю правильным тебе и братии, едущей с тобой в Палестину, начать хлопоты о визах туда теперь же, не откладывая. Бог благословит вас на это начало во славу Божию. Помолись у себя в келлии с ними о начале доброго дела, и с Богом! Он же укажет нам и дальнейший путь, и той части братии, которая останется со мной во главе, за молитвы нашего Небесного Покровителя, преп. Иова и всех Святых…».

В 1951 году иноки во главе с иеромонахом Игнатием (Ракша) прибыли в Иорданию. Вскоре тяжело заболел 84-летний игумен Нифонт (Гульдяев), попечение о дубе и подворье при нем легли на плечи о. Игнатия. Ему, исполнявшему несколько лет обязанности эконома Миссии, награжденному за неустанные труды синодальным наперсным крестом, довелось переселиться в Хеврон. В то время там, на «недвижимостях Антонина Капустина», проживала престарелая братия из троих человек. Заботами о. Игнатия, возведенного в 1958 году в сан игумена, дуб был окружен новой из металлических прутьев оградой, возвышенной над прежней. Из доклада Начальника РДМ РПЦЗ Архиерейскому Синоду в Нью-Йорке (23.09.1959): «Ежегодно удобряется почва вокруг заветного дерева и проводится известное лечение. Ввиду того, что в усыхающих (и особенно в уже усохших) частях Дуба были замечены древесные черви, был приглашен правительственный агроном, который наметил лечение. Воспользоваться им мы, однако, не решились, т. к. имелось в программе обложение дерева цементом, что уже однажды было сделано (кажется, в начале тридцатых годов) и дало плохие результаты. К счастию, действие червей как будто прекратилось...».

В провозглашенном в мае 1948 года государстве Израиль спустя несколько месяцев появилось церковное представительство СССР, официально «указом сверху» изменившее историческое название Духовной Миссии в «Русскую Православную Духовную Миссию Московской Патриархии в Палестине». Таким названием они пользовались вплоть до марта 1955 года. Органы власти Израиля передали им все имущества РДМ, как и Православного Палестинского Общества на своей территории. Владения Миссии и Православного Палестинского Общества в пределах королевства Хашимитов – Восточный Иерусалим, Хеврон, Иерихон, Вифлеем – сохранились и далее во владении Русской Зарубежной Церкви и ППО. До установления дипломатических отношений Иордании и СССР в 1963 году «красная РДМ», как принято было тогда ее называть, расположенная на территории Израиля, предпринимала попытки наладить «деловые связи» с властями королевства Хашимитов. «Красная РДМ» напрямую управлялась специальным органом в структуре Московской патриархии - Отделом внешних церковных сношений, подвластным Совету по делам Русской православной церкви при Совете министров СССР. Этот департамент, занимавший ключевую роль в Московском патриархате, должен был «решить» поставленную пред ним сложную задачу: ликвидировать «белую» РДМ и добиться передачи ей всего церковного имущества РПЦЗ на территории Иордании. Размежевание и нестроение во всех его видах и формах в отношениях между двумя Миссиями, даже на уровне межличностном носило непримиримый характер. Трения происходили под колпаком и деятельном участии посольства СССР.

На праздник Рождества Христова в Хеврон наведались советский архимандрит Пимен (Хмелевский), а затем и архимандрит Никодим (Ротов). В Иорданию они прибыли из Израиля по особому разрешению. Такое посещение «красными» Хеврона вызвало страх и смущение насельников подворья при дубе Мамврийском. Духовная Миссия Русской Зарубежной Церкви пожаловалась мухафису (губернатору).
Вести пасторальный образ жития в Хевроне не получалось также из-за недоброжелательного отношения окружающего населения, назовем его снисходительно «некомфортным», и не позволяло расслабиться. Однако игумен Игнатий при всех сложностях смог восстановить одичавшие виноградники, вырастил новые плантации винограда, которым снабжались обители РДМ РПЦЗ. Несмотря на свою занятость хозяйственными делами, он ежедневно совершал Божественную литургию, служил практически один. В его помянники были вписаны несколько тысяч имен. Помимо этих трудов, о. Игнатий, в миру Иван Ракша, бывший офицер, исполнял обязанности «стража» иерихонского сада и иорданского участка. Иноки оберегали дуб Мамврийский, ухаживали за ним и возделывали огороды. Большой дом и сад сдавали в наем за 650 иорданских динаров в год.

В пятницу, 11 ноября 1960 года, в пятом часу пополудни, схиигумен Нифонт (Гульдяев) тихо преставился. Прибывший Начальник РДМ РПЦЗ архимандрит Димитрий (Биакай) совершил над больным перед смертью Таинство Елеосвящения, причастил его. Почившего, давно принявшего тайную схиму, отпевали в черном гробе с белыми крестами, изготовленным им себе лично. Одна из гефсиманских монахинь описала погребение упокоенного: "…пели Елеонские сестры... Сослужили о. Димитрию игумен Игнатий и о. Мефодий... Через широко распахнутые главные двери, отворяемые лишь в престольные дни, двинулся из собора его старый хозяин в свой последний земной путь... Обогнули собор, зашли со стороны алтаря: не доходя до его абсиды в саду, стоит каменное сооружение над чьей-то гробницей; здесь поставили гроб... перед каменным памятником земля вырыта всего на четверть метра глубины. Оказывается, под памятником склеп, заложенный небольшим камнем: надпись гласит, что здесь погребен иеромонах Аристоклий, видимо, много лет назад. И внимательный хозяин присмотрел и для себя здесь место упокоения... задвинули гроб в отверстие склепа, опять задвинули камнем... В большой трапезной длинный стол уставлен обильной снедью: рыба, яйца, салат, сыр. Это предусмотрительный хозяин заготовил еще при жизни себе на помин души; сам закупил консервы с помощью одной монахини... За трапезой о. Начальник Миссии сказал несколько слов о почившем. Почувствовав нездоровье за два дня до кончины, он послал в Иерусалим к о. Димитрию с просьбой его соборовать... о. Нифонт приобщился св. Христовых Таин и стал беседовать с архимандритом относительно своего погребения, распорядился и своими вещами. Свой рабочий инструмент – он был прекрасный столяр – и свои книги он завещал будущим насельникам этого св. места; одежду – своему духовному сыну, о. Иакову. Деньги разделил на поминовение души у св. Живоносного Гроба Господня, в обители св. Саввы, в сороковой день в обителях Елеонской и Гефсиманской. В жестяной коробочке мелочь оставил разделить монахиням, которые будут его отпевать...".

Сразу же после погребения архимандрит Димитрий вручил о Игнатию ключи, поставляя его заведывать хевронским подворьем и опекой дуба Мамврийского.

РДМ РПЦЗ торжественно праздновала 100-летие со дня учреждения Миссии. Богослужения возглавил архиепископ Берлинский и Германский Александр (Ловчий). Прибыло 150 гостей, среди них губернатор Иерусалима, военные, гражданские чины, консулы, инославные епископы. У врат Елеонской обители гостей встречали бывший лейб-гвардеец Драгунского полка, полковник Георгий Александрович Алеев с супругой Екатериной Борисовной, урожденной Черкасовой. Вдоль аллеи, ведущей к храму, по обе стороны шпалерами стояли одетые во все белое девочки Вифанской школы. Под соснами, во дворе обители, были расставлены столы, диваны и кресла в чехлах. Нанятая прислуга в белых кителях разносила гостям чай, наливаемый из двух старинных самоваров. Почетные места в креслах заняли губернатор, рядом с ним – княжна императорской крови Вера Константиновна, далее – военноначальники и другие официальные лица. Вифанские девочки исполнили гимн правящему королю Иордании на арабском языке. Для местного мусульманского населения в больших котлах над кострами за стенами обители готовили из пожертвованных Миссией баранов восточную еду. Им, пускавшимся в пляску перед высокими гостями, покидавшими после "пировой трапезы" пределы монастыря, не нужны были ни тарелки, ни вилки, голыми руками из казана они доставали по куску мяса и горстью черпали рис. В их пользу Миссия пожертвовала трех баранов, что по тем бедным временам считалось очень широким жестом. С наступлением темноты елеонскую колокольню осветили тремя прожекторами, а на самом ее верху горели лампочки. При почти полном отсутствии доходов торжества эти для РДМ РПЦЗ обошлись недешево.

Щитом отражения от посягательств РДМ МП была приснопамятная матушка Тамара. Она, дочь Великого князя Константина Константиновича, вдовствующая княгиня Мухранская-Багратион, игуменья Елеонского Спасо-Вознесенского монастыря, четверть века стояла на защите Зарубежной Руси от «красных». «Чудодейственность даров», преподносимых представителями РДМ МП Иерусалимской греческой патриархии, не всегда срабатывала. Почитаемая эллинами королева Ольга Греческая приходилась родной тетей матушки Тамары, что способствовало осторожному и не столь быстрому наступлению патриархии на РПЦЗ. Поддерживала игуменья дружественные отношения с матерью короля Иордании Хусейна ибн Талала, что также было немаловажной защитой от посягательств МП. И самый главный козырь правнучки Императора Николая I – посол Великобритании в Хашимитском королевстве сэр Чарлз Джонстон, оказывавший определенное влияние на правильную расстановку карт. Супругой дипломата была Наталья Константиновна, урожденная княжна Мухранская-Багратион, дочь матушки Тамары, овдовевшей в возрасте 25 лет.

Было бы неправильным назвать всех «белых» снежно-белыми и пушистыми. В Зарубежной Церкви была своя суета сует, недоверие, несовместимость взглядов, процветали конспирологические теории, совершались ошибки. Однако в массе своей, как и Катакомбная Церковь в СССР, они шли непротоптанной ухабистой дорогой, сохраняя верность пребывающей в сердце и мыслях без права на прописку загадочной Святой Руси. После Второй мировой войны РПЦЗ пополнилась огромным количеством бывших советских граждан, влившихся в РОА генерала Власова, казаков, как и разных перемещенных лиц «без биографии». Они примостились к белым, а те, по возможности молча, отгородились. Сложно им было шагать в ногу с теми, в ком просматривались нелояльные «белым идеалам» взгляды, кто сильно отличался от них поведением. Все чаще раздавались обвинения в сотрудничестве со всеми и вся, теория «засланных казачков» стала актуальной темой. Не обошли эти дрязги также Святую Землю, «шептаний» не избежал и Начальник Зарубежной Миссии в Иерусалиме архимандрит Димитрий (Биакай), попали под пресс и стражи «наследия Антонина» в Хевроне.

Из письма монаха Иосафа (Костельчука) Начальнику РДМ РПЦЗ архимандриту Антонию (10/23 ноября 1970 г.):

«… Двое из преданнейших священнослужителей З(арубежной) Церкви, архимандрит Серафим и игумен Игнатий, если Ты вспомнишь, когда Ты прибыл, находились в совершенно загнанном положении... Почему-то было принято их считать за чудаков или даже ненормальных. А ведь это же не так. О. Серафим прекрасный человек, который слишком много знает и который своей неподкупностью всегда представлял из себя помеху для провождения чуждых нам планов.

А с о. Игнатием что происходило и что я выяснил гл(авным) образом позавчера, когда ездил с ним осматривать рухнувшую в миссийском саду стену и когда я ему все откровенно рассказал о моих подозрениях, то это в простом письме трудно поместить, потому что он около часу приводил мне всякие факты, подтверждающие мои мысли… Любая его деятельность презиралась как ненужная. А то, что он делал, было как раз самым нужным делом для сохранения наших земель: О. И(гнатий) насаждал деревья за СВОЙ СЧЕТ. Многие заборы он тоже починял за свой счет. Он понимал, что средств мало, но хотя бы он получал моральную поддержку. Но бывало обыкновенно как раз ОБРАТНОЕ. После такого отношения меня не удивляет, что о. И(гнатий) вообразил и до сих пор считает, что его хотят на Елеоне ОТРАВИТЬ.

Но я пропустил самое главное: был в Хевроне у них некий о. Нифонт, совершенно левых убеждений, который пользовался особым покровительством о. Д(имитрия) и который всегда впускал советское духовенство к Дубу и который даже хотел подарить им ценные вещи тайно от о. И(гнатия). За свои протесты о. Димитрию о. Игнатий получал грубые выговоры и угрозы. Все это становится тем более интересным, что о. Игнатий является бывшим членом Катакомбной Церкви».

Но впереди РПЦЗ ждали по-настоящему сложные, тяжелые времена. В кадастровых книгах города Хеврон уже под управлением Палестинской автономии земельные участки «втихаря» переписали на нового владельца –Московский патриархат. 16 июня 1997 г. грянул гром. «…К монастырю подъехали 28 легковых машин, 3 автобуса и 12 "джипов" с Патриархом Алексием II и его свитой, руководителями хевронской мэрии и палестинскими полицейскими... палестинские полицейские на глазах у Патриарха Алексий II сорвали замки и засовы, и таким образом вся толпа самовольно проникла на территорию монастыря". (Русская мысль», Париж (19 -25 июня 1997 г.).

«Вестник Германской епархии» РПЦЗ (№ 4, 1997 г.) сообщил: «В конце концов наши монахини были с побоями изгнаны из монастыря, некоторых били по лицу и тащили насильно, потому что они не хотели уходить добровольно. Игумению Иулианию волочили по лестнице так, что она несколько раз ударилась головой о каменные ступени, и ее пришлось поместить в больницу в Иерусалиме».

А вот выше упоминаемый Отдел внешних церковных сношений, служебные кадры которого священники МП тихо величали «сотрудники в погонах под рясой», издал для органов массовой информации следующее сообщение:

«5-го июля все ключи от помещений были добровольно отданы прибывшим властям для передачи начальнику Русской Духовной Миссии в Иерусалиме. В тот же день Начальник Зарубежной Миссии и его помощники выехали из монастыря в сопровождении сотрудников службы безопасности, о корректности действий которой свидетельствует тот факт, что для сопровождения инокинь из Иерусалима, посещавших в это время монастырь, были специально приглашены женщины-полицейские».

О дубе Мамврийском замолвите слово

Действуя с характерной для него увлеченностью, почти лихорадочно, архимандрит Антонин (Капустин) пытался охватить необъятное. Великий труженик на ниве Христовой, безграничный идеалист, он руководствовался проведенными им лично исследованиями, часто сопоставлял свои умозаключения с рассказами местных жителей о неких преданиях. Архимандрит верил на слово, нередко становился жертвой старожил, продававших ему за хорошее вознаграждение и под «большим секретом» не только сомнительные вековые предметы как «античные артефакты», но и некоторые земельные участки с легендами и якобы «тайными познаниями» о них. Своим пытливым умом он неукоснительно стремился к познаниям, постигал их, формулировал свое собственное мнение, которое позже, без попыток оправдания, мог признать ошибочными. В 1868 году архимандрит Антонин приобрел участок земли, где рос, согласно пересказам здешних обитателей, знаменитый внушительных объемов древний дуб.

Библия повествует, что святая Троица явилась Аврааму у дубравы Мамре. В книге Бытия 18:1 говорится: «И явился ему Господь у дубравы Мамре, когда он сидел при входе в шатер, во время зноя дневного». Но нигде в Священных Писаниях мы не встречаем, что именно под могучими ветвями Мамврийского дуба Аврааму явилась святая Троица.

Исходя из сказанного, напрашивается заключение: архимандрит Антонин (Капустин) не ошибся в главном. Приобретенные земельные наделы составляют часть территории у дубравы Мамре, ставшей свидетелем явления святой Троицы Праотцу Аврааму, где-то здесь рядом стоял шатер патриарха и поставленный им жертвенник Богу, вся земля здесь освящена величайшими библейскими событиями.

И снова вернемся к дубу Мамврийскому. Уже вскоре после обретения участка с древним деревом обнаружилось, что дуб засыхает, что от глубокой старости он подает признаки прощания с жизнью под небесами. Однако продержался он еще полтора века, ему не было пощады от «добрых намерений» благочестивых паломников рвать на память с дуба листья, ломать большие сучья для посошков, сдирать кору для написания на ней образков св. Троицы и прочего. Его хранители лечили древнего старца своими знаниями, народными средствами, а в целях предотвращения «взять что-либо на память» возвели вокруг ограды с запертой на ключ входною дверью.

С 1996 года дуб считался совершенно безжизненным. День 9 февраля 2019 года для дуба, вернее, для оставшегося от него массивного ствола, стал роковым днем. Поддерживаемый металлическими каркасом и кольцами, уже длительное время «отошедший в мир земли», покрытый вековыми глубокими и продольными трещинами, ствол рухнул. Слухи, подогреваемые желтой прессой, «предсказатели» всех мастей учуяли свой час и громче труб иерихонских «извещали о страшных знамениях конца света». Всуе воспринимаемые ими слова Иисуса «О дне же том и часе никто не знает, ни Ангелы небесные, а только Отец Мой один» (Евангелие от Матфея 24:36), были забыты и вычеркнуты из памяти напрочь, заменены на более близкие сердцу «нарративы», нагнетаемые предрассудочными страстями.

Но дуб не был бы дубом с заоблачной биографией, построенной на легендах, поверьях и преданиях, как и застрявшей в зубах народной молвой теорий Апокалипсиса. В ход пошла и «творческая самодеятельность». Сторож при дубе, житель Хеврона, за денежное вознаграждение, чуть ли не мешками, раздавал столь желаемые богомольцами «последние желуди», односемянные плоды которого дерево очень скупо скинуло последний раз четверть века назад и от которых давным-давно и следа не осталось. Спрос цену повышает, по сей день желуди «из запасов» находят своего воодушевленного паломника. А дальше в ход пошли, увы, заявления представителей Миссии, что «из его корней произросли два новых дерева». Как-то странно, дуб произрастает из желудей, но никак не из корней. Хорошо, пред истовыми радетелями с пеной у рта о «чудесах», зажмурим глаза, не будем оспаривать их теорию, что на Святой Земле все возможно.

Из личной копилки памяти:

Десятки лет разделяют меня от столь ярких встреч с давно покинувшими сей мир насельниками Святой Земли. Игуменье Елеонского Вознесенского женского монастыря м. Феодосии (Барановой) я привез из Мюнхена переданный ей архиереем небольшой подарок. Матушка настаивала на посещении Хеврона с его столь почитаемым дубом Мамврийским (после Шестидневной войны 1967 года Хеврон уже был под контролем Израиля). В громадный игуменский автомобиль черного цвета келейница загрузила две корзины с едой, посудой, накрахмаленными салфетками. Водителю-арабу, кажется, его звали Абед, обитель сдавала в наем подаренный одной богатой дамой автомобиль, на котором он зарабатывал денежку таксистом, и, согласно договору, по надобности иногда возил игуменью по ее делам. Мы сидели за большим столом под открытым небом у храма святых Праотцев в Хевроне, старательно протертым келейницей матушки Феодосии, накрытым привезенной посудой. Худощавый игумен Игнатий радостно метушился, вытирал о не первой свежести подрясник зеленый лук со своего огорода. Матушка мне прошептала: ешь только то, что мы привезли с собой. Все стало понятным, разложить по полочкам не было надобности. Игумен и его помощник монах Даниил вели строгий аскетический образ жития, гигиену, да и чистоту вообще, рассматривали как ненадобную, помехой к смирению в традициях отшельника. После трапезы о. Игнатий вручил мне молоток и позвал всех осмотреть храм, для росписи которого он нанял художницу-иконописца из Греции. Одолеть высокие леса хевронским насельникам уже было не под силу. Напечатанные в Иерусалиме, на Афоне и в Одессе хромолитографические бумажные иконки служили основой для росписи храма. Игумен передал их гречанке-иконописцу, указывая, где и кто должен был быть изображен, «как на иконе». Но было одно но… «Она языком русским не владеет, старославянский в помине не видела, вот возьми эти образки, по которым она храм Божий украшает… залезешь туда наверх и очень внимательно проверь, нет ли ошибки в надписях», – смиренно, но поучительно напутствовал меня о. Игнатий. – Если, не доведи Господь, ошибка, сразу же сбивай погрешность молотком сим». Ореол славы о молитвеннике, пребывающем в полном единении в познаниях Бога, о подвиге его духовного стояния бродил по Зарубежной Руси, со всех уголков мира ему присылали посильную помощь. Каждую копеечку игумен вкладывал в нужды храма в Хевроне, как и других церковных сооружений Миссии, но по своему личному усмотрению. Размежевание между ним и Начальником РДМ РПЦЗ архимандритом Антонием было значительным, Архиерейский Синод Зарубежной Церкви напоминал игумену Игнатию о послушании, но строгих мер по разным причинам не принимал.

Вторично увидел о. Игнатия год спустя на площади перед храмом Гроба Господня. Он и монах Даниил босиком пришли со старыми фонарями-лампадами в руках в Святой Град за Благодатным огнем. Те далекие времена сильно отличались от нынешних тем, что численность паломников из СССР, как и стран Восточного блока, равнялась нулю. Каждый человек мог тогда свободно пройти в храм, который заполнялся немногим более половины. И вот, на площади появляется седовласый игумен Игнатий, в покрытом хевронской пылью подряснике, на его шее, на потертой веревке в небольшой деревянной рамке под стеклом икона Святой Троицы. За благословением к иноку подбегают одна за другой монахини всех монастырей, как «белых», так и «красных». Наблюдая эту картину, греки-киприоты, которые составляли тогда основную часть паломников, толпой бросаются к почти неизвестному им отшельнику. Возлагая каждому по отдельности свою руку на голову, он производил действие благословения и сердцем, и словом. По радости на лицах, удостоившихся такой чести, считывалась уверенность, что десная игумена покрыла их темя небесной печатью благодати.

© Н. Воронцов

Председатель исторического ИППО