Борис Владимирович Вильде

В двенадцати километрах от Парижа, в крепости Монт Валерьен, которую немецкое командование во время Второй мировой войны использовало как тюрьму и место расстрелов, в понедельник вечером 23-го февраля 1942 года оборвалась жизнь Бориса Вильде, Анатолия Левицкого и еще пятерых французов-соратников движения Сопротивления. Борис Вильде успел написать свое последнее письмо жене Ирен, с которой ему позволили увидеться за несколько часов до казни:

«…Простите, что я обманул Вас: когда я спустился, чтобы еще раз поцеловать Вас, я знал уже, что это будет сегодня. Сказать правду, я горжусь своей ложью: Вы могли убедиться, что я не дрожал, а улыбался, как всегда. Да, я с улыбкой встречаю смерть, как некое новое приключение, с известным сожалением, но без раскаяния и страха. Я так уже утвердился на этом пути смерти, что возвращение к жизни мне представляется очень трудным, пожалуй, даже невозможным.

Моя дорогая, думайте обо мне, как о живом, а не как мертвом. Я не боюсь за Вас. Наступит день, когда Вы более не будете нуждаться во мне: ни в моих письмах, ни в воспоминании обо мне. В этот день Вы соединитесь со мной в вечности, в подлинной любви.

До этого дня мое духовное присутствие, единственно подлинно реальное, будет всегда с Вами неразлучно.

Вы знаете, как я люблю Ваших родителей: они мне стали родными. Благодаря таким французам, как они, я узнал и полюбил Францию. Пусть моя смерть будет для них скорей предметом гордости, чем скорби.

Постарайтесь смягчить известие о моей смерти моей матери и сестре. Я часто вспоминал о них и о моем детстве. Передайте всем друзьям мою благодарность и мою любовь...

...Моя дорогая, я уношу с собой воспоминание о Вашей улыбке. Постарайтесь улыбаться, когда Вы получите это письмо, как улыбаюсь я в то время, как пишу его (я только что взглянул в зеркало и увидел в нем свое обычное лицо). Мне припоминается четверостишие, которое я сочинил несколько недель тому назад:

Commetoujoursimpassible Как всегда невозмутим

Etcourageuxinutilement, И без пользы отважен

Je servirai de cible Я послужу мишенью

Aux douze fusils allemands Двенадцати немецким винтовкам

Boris_VildeДа, по правде, в моем мужестве нет большой заслуги. Смерть для меня есть лишь осуществление великой любви, вступление в подлинную реальность. На земле возможностью такой реализации были для меня Вы. Гордитесь этим. Сохраните, как последнее воспоминание, мое обручальное кольцо.

Умереть совершенно здоровым, с ясным рассудком, в полном обладании всеми своими духовными способностями, - бесспорно такой конец более по мне, разве это не лучше, чем пасть внезапно на поле сражения или же медленно угаснуть от мучительной болезни. Я думаю, это - все, что я могу сказать. К тому же, скоро пора. Я видел некоторых моих товарищей: они бодры. Это меня радует.

Бесконечная нежность поднимается к Вам из глубины моей души. Не будем жалеть о нашем бедном счастье, это так ничтожно в сравнении с нашей радостью. Как все ясно! Вечное солнце любви всходит из бездны смерти... Я готов, я иду. Я покидаю Вас, чтобы встретить Вас снова в вечности. Я благословляю жизнь за дары, которыми она меня осыпала...»

Как и писал в своем письме Борис Вильде, он гордо расстался со своей земной жизнью, которую прервала немецкая пуля. Он родился 25 июня (8 июля) 1908 года в семье Марии Васильевны (урожденной Голубевой) и Владимира Иосифовича Вильде - диспетчера железнодорожной станции Славянка, недалеко от Санкт-Петербурга. Его крестили три года спустя в Петрограде с именем Борис.

Мальчику исполнилось пять лет, когда умер отец. Брат матери Михаил Васильевич отдал овдовевшей сестре полученный им в наследство от бабушки и дедушки дом из пяти комнат в деревне Ястребино (около города Беседа). Здесь, в 100 километрах от Санкт-Петербурга, жили они до 1919 года. Революция и Гражданская война вынудили всю семью переехать в уездный город Юрьев (Тарту). Борис закончил здесь русскую гимназию и поступил на физико-математический факультет местного университета.

Став членом юрьевского цеха поэтов, Б. Вильде проникся симпатией к Советской России, даже попытался однажды пересечь на лодке эстонско-советскую границу. Пограничники его задержали, и ему пришлось заплатить большой штраф. Денег и так почти не было, а тут возникли еще проблемы с эстонскими властями. Изучение жизни финно-угорского племени ливов, народности в Латвии, рассуждения о национальном самосознании этой народности и поиски дороги к таковому, привели Б. Вильде к аресту и суду над ним. К счастью, все закончилось без осуждения. Борису пришлось расстаться с университетом.

По одним свидетельствам, его исключили по политическим причинам, другие же говорят о том, что он оставил учебу в связи с тяжелым материальным положением. Борис Вильде уехал в Латвию, а оттуда перебрался в Германию. Здесь, в Берлине, он жил с 1930 по 1932 гг. Изучал немецкий язык, подрабатывал библиотекарем, переводчиком, давал уроки русского языка студентам университета г. Йена и выступал с лекциями о русской культуре. В столице Германии Борис стал участником борьбы с укреплявшимся фашизмом, его арестовали, и он некоторое время провел в тюрьме.

В Берлине Борис Вильде встретил будущего лауреата Нобелевской премии, знаменитого французского писателя Андре Жида, приехавшего в Германию читать лекцию. По совету писателя Борис переехал во Францию и первое время проживал в его квартире в Париже.

Вскоре он обзавелся друзьями из литературной эмигрантской среды, стал печататься1 в журнале "Числа", участвовал в работе литературных объединений "Круг" и "Кочевье" и продолжил изучать немецкий и японский языки. Андре Жид познакомил Б. Вильде с Полем Риве, директором Музея Человека (Musée de l'Homme). Еще будучи студентом Сорбонны и Школы восточных языков, в 1937 году он стал сотрудником открывшегося Музея Человека, приняв за год до этого французское гражданство.

Борис активно участвует в создании отделов Арктики и культуры угро-финских народов. Он знакомится с библиотекарем парижской Национальной библиотеки Ирен Лот2, которой преподает русский язык, и вскоре женится на ней. Ее отец – французский историк Фердинанд Лот, а мать - Мирра Бородина, дочь знаменитого русского ботаника Ивана Бородина. Борис и Ирен жили в доме ее родителей в городке Фонтене-Boris_Vildeо-Роз (Fontenay-aux-Roses), в десяти километрах от Парижа. Это был красивый дом в стиле Луи XV, вокруг которого был разбит большой парк.

В 1939 году Бориса Вильде мобилизовали во французскую армию. После поражения он был взят в плен немцами в Арденнах. В начале июля 1940 года ему удалось бежать из плена и он возвратился в Париж. В это время начинается его антифашистская подпольная деятельность. Об этой борьбе и о Борисе Вильде как человеке и товарище оставили свои записи те, кто его знал лично. Им я и передаю слово:

ВЛАДИМИР ВАРШАВСКИЙ:

«…Миллионы людей, и в их числе русские эмигранты, были подвергнуты испытанию: не на словах, а на деле, они должны были показать, чем, в действительности, они являются и что по настоящему они думают… Теперь уже все забыто, мы снова с одинаковым равнодушием подаем руку и герою и подлецу, и, в восстановившейся "комнатной" повседневности, уже почти неловко говорить: между нами были мученики и герои… Бориса Вильде, Дикого, все любили на русском Монпарнассе за веселый открытый нрав, за товарищество… Он никогда не участвовал ни в каких ссорах. Был товарищем надежным и верным. "Хороший малый". Но это, пожалуй, все, что о нем знали… Он появился в Париже откуда-то из Прибалтики бесстрашным провинциальным русским мальчиком, полным романтических бредней о "подвигах и славе", "жадным к жизни и счастливым, несмотря на нищету и мировую скорбь", как он сам позднее пишет в своих предсмертных тюремных записках. Его светлые глаза смотрели на мир и в глаза людям открытым, полным беззаветной смелости, взглядом. Однажды он сказал мне: "я всегда живу так, как если бы завтра я должен был умереть". Отсюда жадность, с какой он стремился насладиться каждым мгновением, и в тоже время какая-то отрешенность от всего, что привязывает людей к жизни, т.к. он всегда чувствовал, что все это сейчас может оборваться…

Обладая ясным умом, огромной волей и железной выносливостью, всегда бесстрашно идя на риск, он мог добиться всего на любом общественном поприще. Он был щедро наделен для этого способностью подчинять людей своему влиянию, орудовать понятиями и словами и еще в большей степени "математическим разумом", необходимым для научных занятий… Однажды, на мой, вопрос, почему он занимается сразу столькими науками, он, усмехнувшись, ответил: "единственная наука меня интересующая, это наука жизни"… Теперь, когда опубликованы его тюремные, сделанные в ожидании расстрела, записи, нам несколько больше приоткрывается его мысль. Впрочем, он сам оговаривается о трудности ее выразить, не впадая в "литературу"…

Очутившись во Франции, он мечтает присоединиться к испанским республиканцам. Но женитьба и увлечение научной работой в "Музее Человека", как будто дают новое направление его жизни, уводят его от беспокойных, романтически-революционных порывов его юношеских лет. Начинается война… В 1940 году, после разгрома армии, бежит из плена и, уже через несколько недель по возвращении в Париж начинает движение борьбы против немецких оккупантов, движение, которому он первый дает имя Résistance. Все это говорит о том, что в действительности это был один из тех, постоянно являвшихся в истории русского общества, беспокойных, волевых и смелых людей, которых влечет какая-то сила всюду, где борьба против угнетения и несправедливости, будь то революционное движение, война за освобождение славян или Трансвааль. Этими людьми, в сущности, двигает та же, видимо питаемая глубокими течениями народной жизни, русская идея, которая нашла свое выражение в творчестве великих русских писателей и мыслителей, как пророки Израиля, всегда возвышавшие свой голос, когда где-нибудь в мире совершалась несправедливость…

Появляясь на Монпарнассе, только как случайный гость, он становится одним из самых деятельных участников кружка, в 1938 г., как бы в предчувствии грядущих событий, основанного Ильей Исидоровичем Бунаковым-Фондаминским3. Это был кружок почти тайный, негласный, только немногие в него были приняты. Сам Илья Исидорович называл его орденом. Чем занимались в этом кружке, в чем была его цель? На собраниях здесь читались и обсуждались доклады по политическим и социальным вопросам. Но это не был политический кружок в тесном смысле слова. В него входили люди разных взглядов и разных миросозерцаний. Общим было только одно: желание служить идеалу правды, сияющему как самая яркая звезда на восходящем небе России. Собственно, в рассказе об этой звезде было все содержание того предания об ордене русской интеллигенции, которое И. И. Фондаминский старался передать нам, эмигрантским сыновьям. Когда наступили дни испытания, почти все участники этого кружка доказали на деле, что все эти разговоры не были для них только прекраснодушной болтовней… Ни один из членов кружка не стал колоборантом…».

Владимир Сосинский:

«…Во внутреннем дворе тюрьмы Фрэн в январе 1942 г. был выстроен деревянный барак, украшенный во всю стену внутри красным флагом со свастикой ("черный крест, плавающий в крови"4), перед которым стоял стол, покрытый таким же флагом и на почтительном расстоянии от него - 18 некрашеных стульев…

В день 8-го января немецкие солдаты в касках ввели в этот зал 18 подсудимых, которые перебрасывались шутками, как студенты на годовых экзаменах, чтобы поднять свое настроение. Когда председатель суда предложил обвиняемым услуги сестры милосердия на случай, если кто-нибудь из них не выдержит допроса, громкий молодой смех со "скамей подсудимых" был ему ответом… Так начался при закрытых дверях военный суд над патриотами, или, как говорилось в обвинительном акте, "националистами", который длился больше месяца и стоил семерым жизни, а остальные заплатили каторгой, и который, по месту службы двух его главных героев, вошел в историю под именем "Дела Музея Человека"…

Через полчаса после вынесения приговора, немцы снова собирают в том же зале подсудимых и разрешают тем, кто приговорен к каторге, проститься с теми, кого приговорили к смерти. Агнес Гюмбер горячо обнимает Левицкого в момент, когда он беседует, весело улыбаясь, со своей невестой, Ивонн Оддон. Вильде бодро говорит той же Гюмбер: "Не беспокойтесь о вашей семье, о ней позаботятся, пока вы будете в Германии в ожидании победы". И он добавляет: "Победа в 1944 году!" (Эта отдаленная дата сжимает мое сердце! Он предсказывает с такой уверенностью!)…

23 февраля в 5 часов вечера семеро были препровождены из тюрьмы Фрэн на Монт-Валериен. Председатель и прокурор сопровождали их к месту казни. Не было достаточно места у стены, чтобы расстрелять семерых вместе. Вильде, Левицкий и Вальтер попросили умереть последними и без повязок. "Они все умерли героями, - заявил Готтлиб, прокурор".5

…Уже в августе 1940 г. они распространяли знаменитый нелегальный тракт "33 совета оккупированным", уже тогда расклеивали в телефонных будках, в уборных, даже на немецких автомобилях летучки: "Мы все с генералом де-Голль!", бросали в почтовые ящики, в универсальных магазинах засовывали в свертки материй письмо Д-ра Ривэ, директора "Музея Человека", маршалу Петэну, - и тогда же Вильде и Левицкий задумали свой первый номер органа "Национального Комитета Общественного Спасения" - "Резистанс", вышедший лишь 15-го декабря6. Четыре года спустя крупная ежедневная газета "Резистанс", ведущая свою родословную от детища Вильде-Левицкого, озаглавила статью, им посвященную, так: "Интеллигенция - авангард Резистанса"7. Действительно, в эту группу входили университетская молодежь, ученые, музейные работники, а так же крупные писатели… Общепризнанным их вождембыл Борис Вильде, первым его заместителем - Анатолий Левицкий8.

Кроме печатной и устной пропаганды, которую они вели, как в Париже, так и в провинции, Вильде проводил весьма сложную и опасную работу по переправке в свободную зону, а оттуда на испанскую границу, добровольцев в армию де-Голля.

В обвинительном акте упоминается еще "преступление шпионажа",- что, по-видимому, относится к двум секретным документам, раздобытым Вильде и Левицким, о строившемся тогда одном подземном аэродроме и о базе подводных лодок в Сан-Назэре, о существовании которой Лондон узнал именно из этого источника. Что за этой подпольной организацией немцы следили уже давно, можно судить по тому, что на суде фигурировала карта Франции, на которой были обозначены все передвижения Вильде в течение нескольких месяцев.
Первый номер "Резистанс" был редактирован тремя писателями, выше упомянутыми, но основная, руководящая передовица была написана самим Вильде, стала одним из лозунгов всего патриотического движения и была в ту эпоху передана лондонским радио: "Сопротивляться! Этот крик идет из ваших сердец из глубины отчаяния, в которое погрузил вас разгром родины. Это крик всех непокорившихся, всех, стремящихся исполнить свой долг".

К моменту выхода третьего номера, когда Вильде был в Лионе и его заменял в Париже Левицкий, распорядившийся, в виду приезда из Берлина новой тайной полиции, более опытной, перейти всем на нелегальное положение, - организацию постиг первый удар: арест адвоката Нордмана, который, судя по белью, присланному им домой для стирки, подвергался пыткам. Это именно Нордману было брошено прокурором ни на чем не основанное обвинение в предательстве, а в вечер казни тот же прокурор, сказавший "Они все умерли героями", прибавил: "Даже Нордман" - язвительный оттенок этого добавления относился, конечно, к еврейскому происхождению последнего.

12-го февраля 1941 г. производится обыск в "Музее Человека", арестовывается с десяток служащих9, из которых после допроса; задерживаются лишь двое: А. Левицкий и И. Одон...

Несколько дней спустя Вильде был арестован при довольно загадочных обстоятельствах: он обедал в одном ресторане с лотарингцем Вальтером, и отлучился на пять минут, чтобы пройти в соседнее кафе, где у него было свидание по делу о фальшивых паспортах, и... исчез. Лишь впоследствии выяснилось, что когда он переходил площадь, несколько человек на него набросились и кинули его в закрытый автомобиль…»

Похоронили Бориса Вильде на кладбище Иври. Покоится он рядом с Анатолием Левицким и другими своими товарищами. Находившийся в Алжире генерал де Голль наградил его посмертно (3 ноября 1943 г.) медалью Сопротивления, согласно следующему приказу:

"Вильде. Оставлен при университете, выдающийся пионер науки, целиком посвятил себя делу подпольного Сопротивления с 1940 года. Будучи арестован чинами Гестапо и приговорён к смертной казни, явил своим поведением во время суда и под пулями палачей высший пример храбрости и самоотречения".

Этот текст выбит на памятной доске в вестибюле Музея Человека.

В Тарту на здании бывшей русской гимназии на ул. Мунга, где Вильде учился, ему установили мемориальную доску. В конце 1990-х годов доску сняли. В 2002 году в деревне Ястребино Волосовского района в доме, построенном в начале XX века В. Ф. Голубевым (дед Вильде по материнской линии), был создан музей, посвященный жизни и деятельности Б. В. Вильде.

Сноски:

1 Борис Вильде печатал повести, рассказы, литературно-критические эссе в сборнике «Новь» (Ревель), в журналах: «Брюссельский вестник» (Брюссель), «Встречи» (Париж), «Русский магазин» (Ревель), «Полевые цветы» (Нарва); в газете «Руль» (Берлин). Писал стихи на русском и французском языках. Подписывался также псевдонимом Борис Дикой.

2 Ирен скончалась в 1987 г. и похоронена в Фонтене-О-Роз, городе, где она была членом муниципального совета с 1947 по 1953 гг. Распоряжением муниципального совета Фонтене-о-Роз от 14.11.44 г. Плеси-Пике была переименована в улицу Бориса Вильде – участника Сопротивления.

3 Илья Исидорович Фондаминский (Фундаминский), литературный псевдоним Бунаков (1880–1942). Редактор журнала “Современные записки”. Один из организаторов Лиги православной культуры (1930). Погиб в немецком концлагере 19.11.42. Канонизирован Константинопольским патриархатом в 2004 году.

4 Все цитаты, заключенные в кавычки, взяты из книги Agnes Humbert “Notre guerre” , кроме тех, которые сопровождаются в дальнейшем особыми сносками.

5 Claude Aveline. “L’Affaire du Musee de l'Homme”. - “Les Lettres Francaises”, № 44 du 24 Fevrier 1945.

6Первый номер “RESISTANCE” вышел тиражом в 500 или 600 экземпляров. Он, в основном, распространялся между знакомыми и по почте. Все расходы, связанные с напечатанием этого номера, Борис Вильде взял на себя (3000 франков).

7 Maurice Clair. “Les Intellectuels - avantgarde de la Resistance” (“Resistance” - Premier Journal clandestin) - “Resistance”, № 36 du 12 Sep-tembre 1944.

8 В связи с изданием “Резистанса” следует отметить, что все статьи проходили через руки Левицкого, что он вместе с Вильде делал их отбор и вместе с ним же два первых номера в тайной типографии музея собственноручно отпечатал.

9 Члены сети Музея Человека были преданы Альбером Гаво, французом, направленным гестапо в ряды участников Сопротивления. Бывший инструктор по полетам на планере, работавший механиком на заводах Блерио, он смог войти в доверие к Борису Вильде.
Гаво укрылся поначалу в Германии, но вскоре вернулся во Францию, где был арестован в ноябре 1945 г. В 1949 г. его осудили за предательство и за «связь с врагом» к пожизненным принудительным работам.Декретом от 23/11/1953 г. этот приговорзаменили на 20 лет принудительных работ.
Первые аресты произошли после доноса двух служащих Музея. Жермен Тиллон, присутствовавшая на суде над Гаво в качестве свидетеля , заявила:«Двое служащих Музея Человека, оба русского происхождения, по фамилии Федoрoвский и его любовница Ерушковская, догадываясь о направлении деятельности Сопротивления и, в частности, Бориса Вильде, Левицкого и Ивонны Оддон, донесли на них полиции.
Из этого следует, что первые аресты членов Музея Человека произошли в феврале 1941 г. после доносов Федоровского и Ерушковской. Сначала были только аресты, после которых большая часть людей была освобождена в тот же день. Арестованные Левицкий и Ивонна Оддон не были освобождены, им было предъявлено обвинение. Главную роль в этом сыграл предатель Альбер Гаво, предоставивший на них анкеты».

Галерея прославивших имя Россия:

http://ippo.vtg.com.ua/item/show/203

http://ippo.vtg.com.ua/item/show/204

http://ippo.vtg.com.ua/item/show/207

http://ippo.vtg.com.ua/item/show/206